10. Иван Шматько: Письма-воспоминания о Керчи ХХ века
ЧОКРАКСКАЯ ГРЯЗЕЛЕЧЕБНИЦА
Прежде чем перейти к грязелечебнице, приведу некоторые сведения о самом озере.
Чокракское озеро находится в 15 км от Керчи, площадь его 6 кв. км, окружность 13 км, расположено почти на самом берегу Азовского моря, водами которого подпитывалось в своё время, когда здесь добывали соль. Соляные промыслы находились в северо¬западной части озера, и до революции принадлежали предпринимателю Гинзбургу. Эта часть озера была перегорожена дамбами из двухдюймовых досок (глубина озера 0,5–0,8 метра), разбита, в свою очередь, на бассейны. Добытая соль складывалась в скирды, так называемые кагаты. Осенние и зимние осадки вымывали из кагатов остатки мирабилита, и через год¬два получалась крупнокристаллическая соль хорошего качества. В 1914 году было добыто соли 48638 тонн, в 1928 — 26880 тонн.
Лечебная грязь Чокрака — одна из лучших в СССР, а, по свидетельству целого ряда крупных специалистов, значительно лучше знаменитых грязей Сакского и Мойнакского озёр.
Густота Чокракской грязи 72,4 на 100 частей против 62,8 в Сакском озере, а коэффициент коллоидальности в 100 частях свежей грязи в Чокраке 14,80 вместо 5,50 в Саках и 2,49 в Мойнакском озере.
Плотность грязи здесь значительно выше, и воды значительно меньше, чем в грязях других крымских озёр.
Большое лечебное значение имеют минеральные источники вокруг озера и в самом озере, многие из которых, по мнению профессора А. Щукарева, по своим лечебным свойствам превосходят Мацесту, а некоторые по своему химическому составу не имеют аналогов в СССР.
Выше лечебницы, у верхней дороги, находилась татарская деревня Мама Татарская. Судя по обширному кладбищу близ посёлка, татары жили здесь очень давно. Сейчас от посёлка нет никаких следов. Через горку, у самого берега Азовского моря — посёлок старообрядцев или староверов, как их называли окрестные жители, переселившихся с Волги лет 100–150 тому назад. Жили они до революции обособленно, имели свою «моленную», занимались рыболовством, главным образом ловлей красной рыбы на крючья.
Благополучие жителей зависело целиком от моря, если был хороший улов — жили в достатке, если случались штормы — зиму бедствовали. Посёлок назывался Мама Русская, в отличие от Мамы Татарской.
Насколько известно, Чокракская грязелечебница была основана Товариществом врачей. Расположена она была ниже Мамы Татарской, на восточном берегу озера, меж высоких холмов, защищавших её от северных ветров.
Лечебная часть озера была отгорожена от остальной части водоёма деревянной дамбой, чтобы в лечебную часть не попадали паводковые воды.
В свою очередь, отгороженная часть была разбита на три бассейна с рапой. Самая крепкая рапа была розового цвета. Сооружение ясно просматривалось с верхней дороги. Лечение проводилось рапными и грязевыми ваннами, лечили костный туберкулёз и женские болезни. Грязь и рапа нагревались на солнце, что считалось особенно ценным.
До революции в лечебницу съезжались больные чуть ли не со всех концов страны. Лечебница была небольшая, функционировала только летом и всех больных принять не могла, и часть больных пользовалась грязелечебницей доктора Баумгольца — в одном большом, закрытом со всех сторон дворе, находящимся рядом с нынешней школой Шмидта.
Грязь и рапу привозили из Чокрака.
В городе было достаточно гостиниц, сдавались комнаты внаём, питание проблемой не было. Восточную часть озера окаймляла довольно унылая полынная степь, и только в полугоре северной стороны южной гряды холмов был небольшой лесок, состоявший из древовидного боярышника, тёрна, шиповника.
Зато территория самой лечебницы была прекрасно обустроена цветниками, выделялась чистотой, являвшимися ярким контрастом степи, окружавшей озеро.
Лечебница была расположена прекрасно: окрестные жители снабжали её цыплятами, птицей, свежим маслом, яйцами, молочными продуктами. Недалеко находилась плантация армянина «Бага», как её называли. Там выращивались перец, баклажаны, всевозможная зелень и корнеплоды, помидоры величиной с ладонь, каких я сейчас не вижу много лет.
Мама Русская снабжала лечебницу свежей и вяленой рыбой, балыками, икрой. В километре от лечебницы находился берег Азовского моря с чистейшей морской водой, прекрасным песчаным пляжем (имейте в виду, что это было до революции, т. е. больше 40 лет назад). Развитию лечебницы мешала отдалённость от Керчи и отсутствие надёжных дорог, почти непроезжих осенью и зимой, пустынность ландшафта.
Лет 10–15 тому назад мне пришлось побывать в тех местах. От лечебницы остались только три тополя, сохранившиеся ещё с дореволюционных времён.
А теперь о целебных свойствах Чокрака. Когда мне было года три, я ушиб левое колено. Никто не обратил на это внимание. Болезнь развивалась, появились свищи вокруг колена, гнойники. Промучился я года три. Кто¬то посоветовал чокракские грязи. В то время я жил в нескольких километрах от озера. Лечение началось в июле месяце, дождей не было, стояла жаркая погода. Грязь привозили в запас на неделю, грели на солнце, накладывали на больное колено до полбедра и полголени.
Рядом лежали часы, в руках зонтик. Ванна длилась 15 минут, больше держать не рекомендовалось, так как отрицательно действовало на сердце. Грязь иной раз так нагревалась, что с трудом приходилось выдерживать. Через тридцать процедур гнойники пропали, свищи закрылись, но нога осталась в полусогнутом положении. Через год в городской больнице мне её выправили, наложили гипс, начиная со ступней и кончая всем бедром. Проходил я с ним шесть месяцев, затем в больнице мне его сняли, врач Токаренко, известный в Керчи, ввёл иглу в главный свищ, оттуда выпала капля алой крови. С тех пор я ходил сравнительно свободно, не прибегая ни к костылям, ни к помощи трости.
Окончил шестиклассную торговую школу в 1917 году, до этого окончил четырёхклассное начальное училище и работал всю жизнь вплоть до пенсии.
После пенсии еще 17 лет работал на садовом участке в 100 м2.
С женой прожили 58 лет, вырастили троих детей. В 1978 году я был вынужден был прекратить работу на участке, так как здоровье жены ухудшилось ¬¬ она много лет болела бронхиальной астмой, и я боялся оставлять её одну дома, ведь дети целый день на работе.
Конечно, перенесённая в детстве болезнь не могла пройти бесследно: нога стала короче на 9 см, мускулатура несколько атрофировалась, нога не могла сгибаться (анкелоз левого коленного сустава), но я никогда не добивался инвалидности, мне как¬то совестно было её добиваться, я и без инвалидности смог зарабатывать на жизнь и содержать семью.
Между прочим, когда я рассказал врачу Коневой Марии Михайловне о том, что грязи за тридцать сеансов излечили туберкулёз кости — она не поверила, сказала, что этого не может быть. Пожалуй, я и сам не поверил бы, если бы это произошло не со мной. Но факт остается фактом, я вылечился.
Впрочем, в этом едва ли есть чему удивляться. В начале восьмидесятых годов я перенёс операцию, длилась она полтора часа, и через неделю меня выписали, так что всё нормально. А здоровая нога, правая, начала болеть в конце 1979 года. Должно быть, я её надорвал, так как летом мне пришлось много и тяжело работать, а основная нагрузка всю жизнь ложилась на правую ногу.
9 февраля 1980 года я в последний раз вышел в город, и скоро исполнится десятилетнее заключение, но, видимо, оно десятью годами не кончится.
Самое печальное, что ни один врач не может определить болезнь. Смотрели меня хирург, невропатолог, лежал в неврологическом отделении больницы на ГМЗ Войкова, на другой раз в ревматологии, но улучшения никакого.
Всю жизнь я привык работать как на заводе, так и дома, и вынужденное безделье меня изводит.
Иван Шматько: Письма-воспоминания о Керчи ХХ века
Я действительно немного знаком с окрестностями Керчи, но только с побережьем Азовского моря, хотя о нынешнем положении в этом районе я мало знаю, так как давно там не бывал. Баксы (Глазовка), Юргаков Кут (Юркино), Катерлез (дер. Войково) — значительное по размерам и населению. Последнее состояло из зажиточных и полупролетариев, живших продажей своего труда, главным образом при сезонных работах. В Катерлезе была порядочная кузница.
О Посполитаки могу сказать, что он был богатый грек, дом его, довольно большой, был в начале или в конце (как считать) Николаевской (К. Маркса) улицы, где сейчас построена больница, бывшая районная. Во время войны 1914–1917 годов он в своём доме устроил лазарет для раненых.
Олива (Оливенские скалы), Гурьев имели имения в районе нынешнего Орджоникидзевского района и далее к Чёрному морю. Вероятно, Вы о них знаете больше меня.
Что касается имения князя Трубецкого, то о нём я могу рассказать более подробно. Имение располагалось в Тархане, на берегу Азовского моря. Его земли располагались от Азовского моря до Катерлеза, на западе граничили с кезенскими землями, на востоке, если не ошибаюсь, с булганакскими. Засевались земли, главным образом, пшеницей. На кезенских землях сеяли ячмень, овёс, рожь, лён, но основные массивы посевов были заняты, как и у Трубецкого, знаменитой крымской пшеницей «крымкой», засевали баштаны.
Сеяли исключительно по парам, никому и в голову не приходило сеять пшеницу по пшенице. Кроме паров, сеяли по баштанницам, они обрабатывались (цапками) вплоть до того, когда земля покрывалась плетьями арбузов, дынь, огурцов, кабаков («гарбузов» по-украински). Сеяли также горох, фасоль для себя, так что после уборки овощей поле оставалось чистым, а плети стягивали боронами.
О минеральных удобрениях не было понятия, о ядохимикатах, пестицидах и речи не могло быть: хлеба стояли чистые и при малейшем ветерке колыхались, как море.
Убирали жатками, кажется Мелитопольского завода, обслуживались двумя работниками, управлявшими лошадьми, и скидалыциком, отбиравшего вилами скошенный хлеб и скидавшего, по накоплению на площадке, в валки.
Года за два¬три до войны 1914 г. появились жатки¬самоскидки «Диринга» (США), где валок сбрасывался нажатием ноги на педаль. Машиной управлял один человек, он же управлял и лошадьми.
Весело было смотреть, когда в имении Трубецкого убирали пшеницу. Выходило сразу 15 жаток «Диринга», в каждую впрягалась тройка сильных лошадей, и массивы быстро на глазах уменьшались.
Скошенный хлеб складывался в копны, иногда свозился в скирды, к ним подгоняли молотилку с локомобилем, и начиналась самая веселая пора. Крестьяне обычно свозили пшеницу домой, а затем молотили, у кого немного — каменными катками, у кого побольше — завозили на усадьбу механические молотилки, паровые с локомобилем.
Года два тому назад сосед попал на баштан на Кезенскую «падыну» ¬¬ так называлась впадина, окружённая со всех сторон невысокими холмами с хорошей землей. Рассказывал: бурьян по пояс, внизу арбузы, правда, мелкие, но сосед с другом, у которого была авто-легковушка, набрали два мешка арбузов, набрали бы больше, но места в машине не было.
Урожай делили копнами, каждый молотил свою часть сам. Обрабатывали землю, вернее, поднимали пар однолемешными тяжёлыми плугами, в который впрягали три пары волов и пару лошадей. Обслуживали плуг два человека — погонщик и плугатарь, который держал плуг за специальные ручки. Земли у Азовского побережья тяжёлые, солонцеватые и щебнистые, хорошим урожаем считался 120–130 пудов с десятины. Для сравнения, в нынешнем Советском районе урожай достигал 300 пудов.
Пары поднимались с осени, либо в мае месяце. В течение лета обрабатывались несколько раз двух ¬и трёхлемешными лёгкими плугами и боронами, обычно тяжёлыми.
